На сайте "Коммерческие вести" опубликовано интервью А. Ильченко с директором ООО «НПК «Индустриальные геодезические системы» Сколково С. Сорокиным "Сергей Сорокин: «У нас со Сколково отношения сложные: они давят, чтобы мы переезжали из Омска в Москву. Мы не хотим»", в котором он рассказал о главном проекте, разрабатываемом его компанией «Индустриальные геодезические системы», и своем видении развития инновационной составляющей региона. Полностью с материалом можно ознакомиться по ссылке.

— Сергей Дмитриевич, какие задачи стоят перед вашим проектом «Система HIVE»?

— HIVE в переводе с английского – «улей». Мы построили систему, состоящую более чем из 500 станций, по типу сотовой связи. Иногда в РКС («Российские космические системы») в шутку привозим мед и говорим, что наша система дает не только точность ГЛОНАССУ, но и мед. С помощью ГЛОНАССа человек узнает свое местоположение. Таких систем в мире несколько. Наши первыми развернули спутниковую группировку, но потом настало перестроечное время. Система заработала для военных, но внедрить ее полноценно не смогли – у государства не хватило ресурсов. Затем американцы развернули GPS и, можно сказать, победили на этом рынке. Но победа не бывает вечной. Россия развернула свою систему. Правда, многие сомневались: зачем ГЛОНАСС, если есть GPS?

— Действительно зачем?

— Есть понятие «навигационный суверенитет». Измерение положения в пространстве – одна из древнейших задач, по уровню и качеству ее решения можно судить о развитии цивилизации. Без этого не знаешь, где идут корабли и летят самолеты. Если государство занимает одну шестую планеты, но не может самостоятельно решить эту задачу, то нельзя говорить о суверенности. В любой момент нам могут отключить возможность определения местоположения и вся система жизни просто рухнет. Это равносильно выключению электричества. Даже Япония развернула для себя локальную спутниковую систему. По тому же пути идут Индия, Китай. Системы друг друга дублируют, но каждая серьезная страна выстраивает свою.

Обычные бытовые навигаторы определяют местоположение с точностью от 5 до 15 метров, но если вы хотите знать до сантиметров, то кроме спутников необходима наземная инфраструктура, состоящая из базовых станций. Россия спутниковую группировку сделала, а наземную каждый регион или заинтересованный пользователь создает для себя. Это равносильно тому, как при реализации плана ГОЭЛРО построить электростанции и предложить каждому себе проложить ЛЭП.

— В чем здесь минусы?

— Во-первых, региональные системы никак не связаны, во-вторых, в большинстве областей они развернуты, но не работают. Например, в ХМАО. Мы два года назад участвовали в установке станций, система стоила 20-30 млн. рублей, но до сих пор не функционирует.

— А причины?

— Нет системного подхода. Есть цель – получить финансирование на закупку и монтаж оборудования, отчитаться о развертывании инфраструктуры, а над тем, кто его потом будет содержать, даже не задумываются. Плюс 99 процентов систем создаются на зарубежном оборудовании и ПО.

Мы лет десять назад поставили задачу создать российский вариант. Построение такой системы требует финансирования даже не в миллионах рублей, а в миллиардах. В итоге сделали оборудование (станции) и программное обеспечение, позволяющее интегрировать разрозненные куски в единое целое. На Японию работает 1200 станций. Чтобы покрыть Россию, надо хотя бы 3 – 5 тысяч. Уже установлено около двух, поэтому решили не ставить поверх них новые станции, поскольку это сумасшедшие деньги, а объединить существующие. После заполнить пробелы дополнительными станциями. Мы не продаем ПО владельцу станции, он пользуется бесплатно, и такая позиция позволила нам собрать 500 станций. Они принадлежат крупным конторам, например, Федеральному БТИ (170 станций), Ярославской области, Республике Коми.

— Частные есть?

— Конечно. Почему к нам подключаются? У них дилемма: либо купить зарубежное ПО (которое стоит в среднем полмиллиона рублей на одну станцию), либо подключиться к нам бесплатно. Покупая зарубежное ПО, владелец станции не решает проблему, а создает следующую, поскольку необходимо найти специалиста, который будет сопровождать продукт. Обычный системный администратор ничего сделать не сможет, в космической геодезии надо разбираться, а специалистов таких в России никто не готовит. При использовании нашей системы владелец станции просто берет приемник, втыкает вилку в розетку и подключается к интернету. Остальное наша зона ответственности, мы даже удаленно можем все настроить.

— Он ничего не платит, а что получает?

— Мы на рынок выкладываем данные, благодаря которым клиент способен с высокой точностью определять свое местоположение. Базовая станция шлет корректирующую информацию трактору, который пашет, геодезисту, который межует. И у них точность становится не пять метров, а несколько сантиметров. И клиент платит за это деньги. Часть мы оставляем себе, часть отдаем владельцу станции.

Некоторым кажется нереальной такая точность. Всеми экспертами подтверждено и проверено, что абсолютная точность позиционирования может составлять сантиметры. Относительная же еще выше – миллиметры. Она применяется в мониторинге критически важных объектов: опор канатных дорог, линий электропередач, зданий и трубопроводов в вечной мерзлоте и т.д.

— По России к вашей системе подключено 500 станций. А сколько в Омской области?

— К нашей системе всего две: ТИСИЗа и станция на здании министерства промышленности. Когда Александр ГОБУНОВ был министром промышленности (это самое начало проекта), идея ему понравилась, и он дал нам место в серверной и канал мультисервисной сети правительства Омской области. Это функционировало порядка пяти лет. Полтора года назад нас попросили убрать оборудование и отключили интернет, хотя трафик там смешной. Переговоры с минпромом ни к чему не приводят, а мы сейчас на этой станции имеем сим-карту с мобильным интернетом, который постоянно сбоит, и качество передачи информации крайне низкое.

Вообще в области есть еще порядка 20 станций, которые принадлежат правительству региона. Они переданы в оперативное управление Центру технической инвентаризации и функционируют с использованием зарубежного ПО (в отличие от многих регионов у нас инфраструктура работает). Созданная нами система в Омской области пока функционирует крайне слабо.

— Сергей Дмитриевич, а когда начала работать «Система HIVE»?

— Мы ее разворачиваем в течение трех лет. Сначала станций было пять. Сейчас их более 500, правда, некоторые кроме нас никто не видит. Это связано с разными политическими вопросами.

— Ваша система вошла в программу «Цифровая экономика в РФ». Что это дало?

— В планах государства решить задачу, которую мы уже частично решили. Когда подавали заявку в Сколково, нас спрашивали: зачем вы создаете решения, замещающие импортные. Причем это говорили очень серьезные эксперты, которые сейчас утверждают, что нужно заниматься импортозамещением. Теперь они строят цифровую экономику и в одном из разделов переписывают задачи, которые решает наша система. Нас это уже не удивляет.

Сейчас наша задача – интегрироваться с государством. Но пока не получается решить это ни инструментами Сколково, ни через правительство Омской области. Приходим и говорим: «У нас есть разработка уровня не частной компании. Помогите выйти на государственных или крупных частных игроков!» Имеющиеся у нас взаимоотношения не приводят к результату: ни соглашение с НП ГЛОНАСС, ни сотрудничество с подразделениями Роскосмоса.

— Что же мешает интеграции?

— Государство занимается НИРами, НИОКРами, а не конечным результатом. Пока со стороны заказчика (государства) задача построить инфраструктуру высокоточного позиционирования не поставлена. Это дает нам время на создание и развертывание системы. Идеальная схема: мы создали небольшую команду, малыми ресурсами решили задачу, теперь нужно продать решение крупному игроку. Естественно, для государства систему придется адаптировать. Но основа уже есть, она работает на клиента. При наличии финансирования и ТЗ мы способны довести свой продукт и развернуть систему для обеспечения высокой точности не только на Россию, но и на весь мир.

— Ваше предприятие является резидентом Сколково…

— Да, около четырех лет. Там дается десять лет и оговаривается объем выручки. Если мы превысим его, то автоматически потеряем статус.

— То есть если вам заплатят за систему…

— Да, если нашу контору купят и заплатят серьезные деньги, то можем потерять статус. Ничего страшного. Сейчас проект Сколково, на мой взгляд, становится все менее интересным. Мы стали первыми резидентами космического кластера, и было интересно строить систему, а сейчас все забюрократизировано, отлажено. На стартовом этапе работала установка на поддержку компаний, а сейчас – на отчетность. Поэтому у нас со Сколково отношения достаточно сложные: они постоянно давят, чтобы мы переезжали в Москву. Но мы им сразу сказали, что таких планов у нас нет.

— Разве это не обязательное условие участия в проекте?

— Когда первые компании заходили, нужно было в течение трех лет открыть офис, потом в связи с тем, что не построили помещения, отсрочивали. Сейчас правила изменили: новые резиденты обязаны сразу открывать офисы в Москве и регистрировать предприятие в Сколково. Так омский проект по медицинским хирургическим салфеткам вынужден был это сделать. Они в нем не сидят, но ежемесячно платят. Я пытался объяснить абсурдность ситуации: автор – кандидат наук, работает в Исилькуле хирургом (он даже в Омск уезжать не хочет!), но его заставляют открыть в столице офис, который ему даром не нужен. Не правильно, когда стремятся из регионов высосать последние кадры. Нужно, наоборот, предпринимать все шаги, чтобы их здесь оставить. Раньше мы это обсуждали, а сейчас уже не с кем, теперь Сколково действуют по принципу: «Есть правила. Не нравятся? До свиданья!»

— Сергей Дмитриевич, ваша система отмечена на весомом конкурсе в Ирландии. Что это было за мероприятие?

— Очень интересное и полезное. Мы постоянно участвуем в различных конкурсах, в том числе международных, чтобы пиарить проект и искать партнеров. Где-то полгода назад послали заявку в Ирландию. Там проходил крупный международный форум по инновациям, собирались ведущие топ-менеджеры компаний и обсуждали, как дальше развивать инновационное предпринимательство. В рамках форума проходил конкурс инновационных проектов, в котором со всего мира отобрали сто проектов. В итоге мы вошли в эту сотню. У нас были сомнения о перспективах работы на этом мероприятии, ведь чтобы понять, о чем разработка, необходим специалист, но нам сказали: «Не волнуйтесь, мы знаем кто вы, под вас запланирован специальный эксперт». Приехал представитель европейского космического агентства и мы получили предложение стать резидентами их бизнес-инкубатора.

— Вы согласились?

— Согласились, но не смогли осуществить. Причем они предложили порядка 50 тысяч евро на начало работы. Но для этого надо было открыть контору в Ирландии, отправить туда человека, организовать офис, т. е. чтобы взять эти 50 тысяч, пришлось бы потратить 150. Открытие предприятия в Европе – непростая задача. Это перспективно, но у нас пока нет финансовых возможностей.

— В конце августа на круглом столе ОНФ по науке были озвучены восемь барьеров, мешающих инновациям интегрироваться с производством. Вы там присутствовали и задавали много вопросов…

— Это заседание было нужно для отчета. Стандартная практика. Если мы не будем ставить реальные задачи и работать, а продолжим сидеть в полусонном состоянии на круглых столах… У наших совещаний крайне низкое КПД. Какой смысл перечислять барьеры, если никто ничего не планирует делать для их устранения?

— Сергей Дмитриевич, вы посещаете также конкурсы и конференции, где молодежь представляет свои инновационные наработки, многим помогаете. Сегодня сложно внедрять инновации?

— На этих мероприятиях у меня основной вектор не на помощь тем, кто туда приходит, а на то, чтобы затянуть туда тех, кто занимается реальными инновациями. У нас таких намного больше, чем мы видим на конкурсах «УМНИК», «СТАРТ». В Омской области есть реальный пул компаний, которые занимаются разработками в прикладных сферах, они это делают на собственные средства, без помощи государства, испытывая кучу проблем.

— Кто это? Приведите пример.

— Есть достаточно мощная команда в компании «Микроникс», разрабатывающая приборы автоматики. У нас с десяток компаний, которые способны достичь уровня НПО «МИР». Но им надо помочь. Тогда Омск совершенно по-другому будет смотреться на инновационной карте. Но в области нет активного подхода власти к инноваторам, серьезной планомерной работы по их поддержке.

— Что, на ваш взгляд, нужно делать?

— Перейти к реальной работе от пустых совещаний. Это сейчас называют модной фразой «проектная деятельность». Несколько лет назад ходил я по выставке в Экспоцентре, смотрю, у мальчишек в автоматическом режиме катаются машинки. Поскольку это моя тема, подошел. Ребята учатся в старших классах, я им говорю: «Сформулируйте для себя задачу – зачем машинки катаются. Например, начертите поле, пусть машинка будет не простой, а трактором-сеялкой и в автоматическом режиме объезжает леса, сеет, убирает урожай. Мы с ними поработали тогда и продолжаем общение до сих пор. Один поступил в Новосибирский университет, другой в ИТМО (Санкт-Петербургский национальный исследовательский университет информационных технологий, механики и оптики. – Прим. ред.), третий в МГТУ им. Н.Э. Баумана, четвертый в бизнес-школу в Англии. Они не бросили робототехнику: через три года после нашей встречи получили несколько грантов по программе «УМНИК», через пару лет – «СТАРТ», еще через год – статус участников проекта Сколково. Их тема: высокоточное управление сельхозмашинами. Вот так мы пообщались. Причем они делают приборы с дополнительной системой технического зрения, которые видят куда едут, определяют, где находится ряд картошки. Все прекрасно! За исключением одного: в Омск никто из них никогда не вернется. Кадры решают все, не хотите бегать за ними – у вас их не будет. Я много лет говорю, что нужно делать программу по поддержке талантливой молодежи, создавать базу данных выпускников – победителей топовых олимпиад и индивидуально работать с ними. Человек победил в олимпиаде по информатике, поступил в иногородний вуз, и после этого ему должны приходить приглашения на практику на омские предприятия. Он с радостью домой приедет на пару месяцев, попрактикуется. А вдруг ему понравится? Но сначала его надо сюда привлечь, а этим никто не занимается. Мы разбазариваем свои кадры.

— Приглашения, наверное, прислать несложно…

— Сложно! Это большая серьезная работа. Для этого необходимо собрать информацию, какие специалисты на каких заводах могут работать, поставить им такие задачи, чтобы человек не сказал потом: «Какого черта я сюда ездил!». Но, конечно, проще собрать совещание и перечислить восемь пунктов, которые мешают… Когда мы разрабатывали стратегию региона (абсолютно мертвый документ!), я говорил: «Основной вектор развития РФ – инновационный. Так? Так. А почему у Омской области инновационной составляющей вообще нет в стратегии?». Разработчики стратегии мне ответили, что у нас аграрный регион, развивается нефтехимия и работают предприятия оборонки, где нужны в первую очередь кадры для решения штатных производственных задач. Регион должен заниматься выпуском продукции, т.е. инновационный путь не для Омской области.

И что происходит дальше? Посетите бизнес-инкубатор ОмГУ, там сейчас нет резидентов. Некоторое время назад их попросили уйти. Среди них и Людмила БЕЛЬСКАЯ – лицо омских инноваторов. Под ее проект «Тест-Лаб», связанный с выявлением рака на ранних стадиях, специально делали помещение. Мы сдаем даже те позиции, которые были завоеваны в создании инфраструктуры поддержки инноваций.

Я выступал с инициативой создать совет по инновациям при губернаторе. Он должен не заседать, а заниматься патронатом конкретных проектов и их сопровождением на всех этапах. Прошел уже почти год, совета до сих пор нет. Может, конечно, долго запрягаем, а потом быстро поедем. За прошедший год другие регионы уехали от нас еще дальше.