На сайте "Тюменские известия", опубликована статья И.Тарабаевой "Градостроительство "пермского периода". В ней рассказывается о лекции А.Ложкин, профессора Международной академии архитектуры, архитектора Бюро городских проектов Перми, "Новая градостроительная модель: случай Перми". Полностью с материалом можно ознакомиться по ссылке.

В 2004 году Пермь получила новый, стандартный для постсоветской страны, генплан. Однако этим важным документом градостроители руководствовались всего три года.

Случилось невероятное. Обычная пенсионерка увидела, что под окнами ее дома начали рубить деревья. Она страшно огорчилась и пошла в суд. В суде к бабушке отнеслись с пониманием. Видимо, тоже подумали: на кой нам такой генплан, который лишает город «зеленых легких»? Короче, признали градостроительный документ никуда не годным.

Эту историю поведал тюменцам Александр Ложкин, профессор Международной академии архитектуры, архитектор из Бюро городских проектов Перми. В ТюмГАСУ он прочел лекцию «Новая градостроительная модель: случай Перми». Послушать ее пришли архитекторы, строители, инвесторы, представители органов власти, а также простые жители, которым не безразлична судьба Тюмени.

Лектор рассказал о пермском эксперименте по разработке и внедрению в практику принципиально новой для России градостроительной модели, совсем не похожей на то, что делалось в родном отечестве до сих пор. Этим как раз занималось Бюро городских проектов.

Начал Ложкин издалека, вкратце познакомив слушателей с историей предмета. Впервые люди задумались о градорегулировании в XIX веке, когда случилась промышленная революция. Население городов стало расти, появился транспорт. А значит, возникла необходимость планировки городов.

В середине столетия под руководством префекта департамента Сена барона Жоржа Османа была проведена перепланировка Парижа. Сегодня один из бульваров французской столицы носит его имя. В 1904 году еще один француз — архитектор Тони Гарнье — придумал модель индустриального города. Он предложил обустроить городскую среду, разделив ее на четыре зоны: жилую, промышленную, культурно-административную и сельскохозяйственную. Его соотечественник Ле Корбюзье в 1922-м положил эту модель в основу своего плана «Современный город».

Спустя 11 лет Международный конгресс современной архитектуры принял Афинскую хартию — градостроительный манифест, составленный Корбюзье. В документе были кардинально пересмотрены принципы и цели градостроительства в исторически изменившихся условиях функционирования мегаполисов. Из 111 пунктов хартии наиболее важными считаются два, в которых говорится о многоквартирном блоке как единственно целесообразном типе жилища и четком разделении городской территории на функциональные зоны (жилую, промышленную, зону отдыха и зону транспортной инфраструктуры).

— В макете все это прекрасно смотрится, — рассуждает Александр Ложкин. — Но в реальности мы получили совершенно не то качество среды, которого желали бы. Город перестал быть миксом различных видов человеческой деятельности. Появились районы, активные днем и «вымирающие» ночью. Такие территории небезопасны. К тому же увеличение перемещений людей между районами спровоцировало транспортные проблемы. Из ситуации надо как-то выходить!

Как? Главная задача, которую, по мнению Ложкина, необходимо решить современному градостроительству, — это повысить качество жизни горожан, а значит, и качество городской среды. Все остальные задачи должны быть подчинены главной и ни в коем случае не подменять ее, уверен Александр Юрьевич. Увы, в российских градостроительных документах о качестве городской среды ничего не говорится…

Так что же все-таки придумали в Перми? Какой эксперимент проводят? И почему региональные и городские власти его всячески поддерживают? Основной причиной преобразований стала потеря Пермью статуса города-миллионника. Перед разработчиками нового генплана поставили задачи: удержать население, сохранить его качество, пресечь эмиграцию из города и стимулировать качественную иммиграцию. Спасти ситуацию можно было, только предложив горожанам комфортное пространство.

Стандартные модели для решения задач совершенно не подходили. Прежде всего потому, что современные генпланы не опираются на реалии, моделируя абстрактное будущее. В Перми развели уровни долгосрочной, среднесрочной и краткосрочной стратегий градостроительства. За первую стал отвечать мастер-план, не имеющий конкретных привязок к срокам и определяющий перспективы развития города в целом. Другие две стратегии, на которые опирается пермский генплан, получили жесткое ограничение по времени исполнения — 12 и 6 лет (в противовес распространенным 25-30 и 10-15 годам). Главный градостроительный документ стал жизнеспособным, поскольку его привязали к трехлетнему сроку бюджетного планирования, то есть к реальным цифрам возможных финансовых вложений.

Разработчики генплана ориентировались на создание компактного города. Расчеты специалистов показали, что для проживания 1 миллиона человек достаточно 5600 гектаров земли. В настоящее время Пермь расположена на 11830 гектарах. Согласно генплану 2004 года предполагалось увеличить городскую территорию почти вполовину. Между тем разбросанность города создает трудности перемещения жителей между районами, а это влечет за собой множество других проблем (пробки, переполненные автостоянки, отрицательное воздействие на окружающую среду и т.д.). К слову, наибольших успехов пермские градостроители достигли как раз в разработке транспортной стратегии. Им удалось убедить чиновников в том, что в городе главным является пешеход, а не автомобилист.

Решить транспортную проблему посредством строительства новых дорог невозможно, уверен Александр Ложкин. Новые дороги стимулируют возведение новых районов. Те в свою очередь привлекают людей. Со временем плотность населения увеличивается, возрастает транспортный поток, появляются пробки и снова возникает необходимость в строительстве дорог. Замкнутый круг, в общем. Поэтому в Перми пошли другим путем — решили пересадить человека из личного автомобиля в общественный транспорт, отдать приоритет экологическим трамваям и троллейбусам, усовершенствовать пешеходную и велосипедную инфраструктуру.

На обеспечение компактности города также работает стратегия красных и зеленых зон. Территории, обозначенные в генплане зеленым цветом, не могут застраиваться ни при каких условиях. Растительный пояс, окружающий город, не позволяет ему расползаться.

Чем еще любопытен опыт наших соседей? Тем, что пермяки отдали предпочтение проектированию целых кварталов с замкнутыми дворами «для своих», куда не страшно отпустить на прогулку ребенка. Создали в центре «зеленое кольцо» — рекреационную зону. Обратились к стратегии смешанного использования территорий с организацией легких производств (тот самый микс, которого лишены современные мегаполисы!). Регламентировали высоту городской застройки — в Перми не будут строить здания выше 22 метров. Иными словами, разработчики экспериментального генплана сконцентрировали усилия на создании качественного общественного пространства, которое сделает жизнь горожан комфортной и сможет привлечь в город инвестиции.

Мы попросили высказать мнение по поводу пермского опыта директора департамента градостроительной политики администрации г.Тюмени Олега Ковтуна и директора Института архитектуры, дизайна и визуальных искусств ТГАКИиСТ Геннадия Вершинина, которые побывали на лекции Александра Ложкина.

Олег Ковтун:

— Уникальный опыт для России! Страна давно перешла на рыночную экономику, но при этом во всем нашем градостроении осталась социалистическая инерция. Пример Перми — первый в стране пример городской планировки с учетом текущей экономической ситуации. За 20 лет образ жизни россиян совершенно изменился. Стал европейским. А города остались советскими. И вот наконец-то появились первые ростки современного градопланирования. Я считаю, что пермские наработки нужно распространять дальше по стране. Очень надеюсь, и Тюмень к этому придет. К сожалению, наши проектировщики не имеют необходимого опыта. Все мы выросли в стране под названием СССР. Вот в Пермь и пригласили голландцев, для которых в такой работе нет ничего нового. У Тюмени, как правильно заметил Ложкин, абсолютно типовой российский ген-план. Сейчас в него вносятся некоторые изменения. Просто мы на ощупь двигаемся.

Геннадий Вершинин:

— Информация, которой с нами поделился Александр Ложкин, на мой взгляд, крайне интересная. Почему? Потому что российская архитектурная концепция провалилась. Ни в одном нашем городе не создано комфортной среды, которая существует в европейских городах, в Японии. У нас на первом плане экономические соображения. При этом мы очень привязаны к нормативам. В России реконструируют районы, дороги, отдельные объекты, но результат неутешителен, потому что при этом не возникает архитектуры. Понятно, что и архитектура, и градостроительство — это нормы. Но, прежде всего, это искусство! Если в результате наших усилий не рождается поэтика, то есть красота, удобство, то все нормы и правила не имеют смысла. Пермский опыт является попыткой привнести на нашу землю другие правила игры. Во всем мире они дают результат. Меня удивили выступления слушателей после лекции. Было ощущение, что они стараются укрыться от нового за щитом отрицания. Мы не хотим, мы не уверены… Конечно, полной уверенности в том, что все это будет работать в наших условиях, нет. Но ничего не искать — тоже не выход…